chatterbestru

Читательский и научный интерес к его творчеству не угасает с годами. Его книги печатаются миллионными тиражами. Выходят статьи и исследования у нас в стране и за рубежом. Поэзия Н.Рубцова давно стала предметом глубокого исследования в отечественном и зарубежном литературоведении. Творчеству поэта посвятили серьезные работы такие крупные исследователи, как В. Дементьев, В. Лавлинский, А.

1. Что Такое Мотив В Русской Литературе Дипломная
2. Что Такое Мотив В Русской Литературе Диплома
3. Что Такое Мотив В Русской Литературе Дипломная Работа
4. Что Такое Мотив В Русской Литературе Дипломной Работы

Тема денег в русской литературе. Я могу предложить вам такое. Мотив денег в русской. Cкачать: 'Дипломная работа по литературе на тему 'МИСТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В РУССКОЙ ПОВЕСТИ 30-40-х гг.

Павловский, А. Оботурова и др.

В этих работах полно воссоздана его биография, предпринимались попытки дать системное представление о поэтике Н.Рубцова, была подчеркнута связь его поэзии с русской философской лирикой XIX-XX веков (Е. Баратынский, А. Заболоцкий, С.Есенин). Довольно подробно рассмотрены в его творчестве тема Родины и природы, проблема своеобразия его лирического героя, философские мотивы: единства и противостояния человека и природы, смысла человеческой жизни, цикличности бытия, судьбы поэта, назначения поэзии и др. Своеобразие художественного мира Н.Рубцова заключается, на наш взгляд в том, что эти мотивы, темы и образы органично связаны между собой, они представляют некую единую систему образных и мотивных рядов.

Каждый образ и мотив дополняют друг друга, вносит новые смысловые оттенки и краски. Благодаря чему у Рубцова возникает синтетический, символический, масштабный образ. Это не только образ природы, России, деревни, города и т.д. Мы считаем, что симбиозность этих мотивов создает целостный образ национальной модели мира. А лирический поэта становится воплощением русского человека, русской души. В основе работы – автобиографический метод исследования. Это объясняется тем, что поэзия Н.Рубцова отмечена ярким автобиографическим началом.

В ней выразились духовные искания поэта, драматические события его личной жизни: раннее сиротство, жизнь в детском доме, служба на флоте, скитания по России, бездомность, бесприютность, жажда семейного счастья, разочарования в любви, трагические предчувствия ранней смерти и многое другое. Лирику поэта можно рассматривать как лирическую летопись его души, как поэтическую исповедь о своей судьбе, судьбе его поколения, судьбе России на историческом изломе, на перепутье, началом которого была эпоха «оттепели» и научно-технического прогресса. Последнее воспринималось Н.Рубцовым и близкими ему по духу, проблематике писателями онтологической, «деревенской» прозы, как национальная катастрофа, как возможная гибель многовековой, корневой русской цивилизации, культуры. Эти личные и исторические события определяют особую драматичность, элегичность лирики Н.Рубцова, наполненность ее философскими раздумьями и обобщениями. Мотивы прощания, разрыва времен и поколений, тоска по былой, стародавней Руси определяют содержание большинства стихотворений поэта. Мотив - одно из наиболее распространенных в теории литературы понятийных категорий, имеющее длительную историю разработки. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» дано следующее определение мотива: Мотив (нем.

Motive, франц. Motife, от лат. Moveo - двигаю), устойчивый формально - содержательный компонент текста; мотив может быть выделен как в пределах одного или нескольких произведений писателя, так и в контексте всего его творчества, а также какого - либо литературного направлении или литературы целой эпохи» 1. Б) «Под мотивом я разумею простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» 5. При этом собственно морфологическая сложность и морфологическая разложимость мотива для А.Н.

Веселовского вполне очевидна, о чем свидетельствуют приведенные выше определения мотива: это «схематизм» - значит, есть части этой схемы; это «формула» - значит, есть слагаемые этой формулы. И ученый называет эти слагаемые, как примеры мотивов: «солнце кто - то похищает»; «у лосося хвост с перехватом: его ущемили и т.п.»; «злая старуха изводит красавицу, либо ее кто-то. Семантика целостности мотива, будучи его конститутивным свойством, не является препятствием для анализа семантической структуры мотива.

Это убедительно показал А.Л. Бем - последователь А.Н. Веселовского и сторонник семантического подхода в теории мотива 7. В небольшой, но имеющей принципиальное значение работе «К уяснению историко - литературных понятий» 8 ученый проводит сравнительный анализ мотивного состава подобных по своим фабулам произведений («Кавказский пленник» А.С. Пушкина и М.Ю.

Лермонтова, «Атала» Шатобрина) и проходит к результатам, которые во многих отношениях надолго опередили свое время. Бем пишет: «Сюжетообразующий мотив потенциально содержит в себе возможность развития, дальнейшего нарастания, осложнения побочным мотивам. Такой усложненный мотив и будет сюжетом» 9.

Понятие мотива, разработанное А.Н. Веселовским в «Поэтике сюжетов, подверг категорической критике В.Я. Пропп в «Морфологии сказки» 15.

Исследователь осуществил замену критерия неразложимости мотива и поэтому критиковал понятие мотива в такой трактовке, какой в работах А.Н. Если для А.Н. Веселовского критерием неразложимости мотива является его «образный одночленный схематизм» (мотив не делим с точки зрения его «образности» как целостный и эстетический значимой семантики), то для В.Я. Проппа таким критерием выступает логическое отношение.

Смена семантического критерия на логический в критике в Я. Проппа привела к разрушению мотива как целого. Взятый только как логическая конституция, мотив распался на компоненты логико-грамматической структуры высказывания – на набор субъектов, объектов и предикатов, выраженных в. Сказанное подытожим ссылкой на О.М. Фрейденберг, которая вслед за А.Н.Веселовским, считает что генеральной задачей исторической поэтики являлась задача «уловить единство между семантикой и её морфологией» 17. Веселовского именно мотив образовывал это единство: как «образованный ответ» он был семантичен; как слагаемое сюжета он был морфологичен.

Б.И.Яхро в работе «Методологии точного литературоведения», определяет мотив как «образ в действии (или в состоянии ) 18, что дает, на первый взгляд, некоторые основания усмотреть в мысли ученого следование трактовке мотива как «образной единицы» по А.Н. Однако следующие за этим определением замечания решительно разграничивают взгляды Б.И.Ярхо и А.Н. Во-первых, исследователь отказывает мотиву в статусе повествовательной единицы. «Мотив, - пишет Б.И.Ярхо, - есть некое деление сюжета, границы коего исследователем определяются произвольно» 19. Таким образом,. Есть реальная часть сюжета, а рабочий термин, служащий для сравнения сюжетов для сравнения сюжетов между собой» 22. К подобному же выводу приходит А.Л.

Открыв инвентарное начало в структуре мотива, учёный сводит семантическое целое мотива до этого инварианта, а вариантную семантику мотива относит к плану конкретного содержания произведения - и на этом основании отказывает мотиву в реальности литературного существования: «Мотивы - это фикции, получаемые в результате отвлечения от конкретного содержания» 23. Таким образом, Б.И.Ярхо и А.Л.Бем, каждый со своей позиции, не приемлют проясняющегося в других работах того времени принципа дуальной природы мотива - как единицы художественного языка, наделённой обобщенным значением, и как коррелирующей с фабульными событиями, героями, обстановкой и прочим дополнениями или адвербиалами», по терминологии Б.И.Ярхо. Дальнейшее развитие различных представлений о мотиве в литературоведении проходит на основе дихотомической базы структурализма, осуществляется в концепции Е.М. Мелетинского 27. Ученый одним из первых обратился к освоению научного наследия В.Я.

При этом характерным направлением общей теоретической стратегии Е.М. Мелетенского явилось то, что исследователь, раскрывая семиотический контекст новаторского понятия сюжетной функции и определяя место этого понятия в научной парадигме структурной фольклористики, в то же время аргументировано призвал вернуться к изучению мотива как сложного целого. В современном литературоведении бытует также представление о мотиве как о «внеструктурном» начале - как достоянии не текста и его создателя.

Свойства мотива, утверждает, утверждает Б.М. Гаспаров, «вырастает каждый раз заново, в процессе самого анализа» 29, в зависимости от того, к каким контекстам творчества писателя обращается ученый. В конце 1970-х гг. Гаспаровым в научный обиход был введен термин «мотивный анализ» 30. В культурологическом словаре В.П. Руднева мотивный анализ определяется как разновидность постструктуралистского подхода к художественному тексту любому семиотическому объекту. По мнению В.П.

Руднева, мотивный анализ отражает «сквозные линии», «символические образы» 31. Ловую структуру “Мастер и Маргариты” и вместе с тем имеющим более широкое общее значение, нам представляем принципы лейтмотивного представления повествования».

При этом в роли мотива может вступать любой феномен, любое смысловое «пятно» - событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т.д: единственное, что определяет мотив - это его репродукция в тексте, так что в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее более или менее определено, что можно считать дискретными компонентами («персонажами» или «событиями»), здесь не существует заданного «алфавита» - он формируется непосредственно в развертывании структуры и через структуру» 32. Николая Рубцова (1936-1971) называют «поэтом безвременья». Действительно, его судьба совпала с трагическими, переломными событиями в истории страны: Великая Отечественная война, послевоенный слом, хрущевская «оттепель», «брежневские заморозки», начало эпохи техногенной цивилизации, тотальной миграции сельского люда в города; перерастание России патриархальной в Россию урбанистическую. Поэзия Н.Рубцова, отмеченная ярким личностным началом, отразила эти драматические события, отмеченные сломом мировоззрения народа, исканиями новых путей развития страны и разочарованиями в них. С 1952 года по 1953 год работал кочегаром в архангельском траловом флоте треста «Севрыба», в 1953 - 1955 гг. Учился на маркшейдерском отделении в горно-химическом техникуме. В 1955 году он приезжает в Ленинград и начинает новую жизнь простым рабочим, но осенью его призвали в армию.

Н.Рубцов прошел срочную службу дальномерщиком в звании матроса и старшего матроса на эсминце «Острый» Северного флота. Тема морской службы, образы моря и моряка стали одними из главных в его поэзии. Эта грань творчества Н.Рубцова достаточно полно изучена в литературоведении, поэтому мы не станем к ней обращаться. Рубцов начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава», знакомится с молодыми ленинградскими поэтами Глебом Горбовским, Константином Кузьминским, Эдуардом Шнейдерманом. В июле 1962 года с помощью Бориса Тайгина выпускает свой первый самиздатовский, машинописный сборник «Волны и скалы».

В августе 1962 года Рубцов поступает в Литературный институт им. Горького в Москве и знакомится с Владимиром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими поэтами и критиками, которые не раз помогали ему в творчестве и в издании его стихов.

Этот короткий экскурс в биографию поэта необходим, чтобы полнее понять его творчество, т.к., как говорилось выше, его стихи несут глубокий отпечаток личной судьбы поэта. Она прочитывается через сами стихи поэта.

Разлука с отчим домом и возвращение в него – «Возвращение», «Возвращение из рейса», «На родину!», «Привет, Россия!», «Дорожная элегия», «Огороды русские» и др. Смерть матери поэта – «Памяти матери», «Тихая моя родина», «Аленький цветочек» и т.д. Годы, проведенные в детском доме, – «Детство», «Далекое», «Синенький платочек». Попытка устроить семейную жизнь, разрушение семьи - «Прощальная песня», «Разлад», «Ответ на письмо». Служба на флоте – «Море», «Весна на море», «Портовая ночь», «Шторм», «Возвращение из рейса» и т.д. Своеобразие художественного мира Н.Рубцова заключается, на наш взгляд в том, что эти мотивы, темы и образы органично связаны между собой, они представляют некую единую систему образных и мотивных рядов. Каждый образ и мотив дополняют друг друга, вносит новые смысловые оттенки и краски.

Благодаря чему у Рубцова возникает синтетический, символический, масштабный образ. Это не только образ природы, России, деревни, города и т.д. Мы считаем, что симбиозность этих мотивов создает целостный образ национальной модели мира. А лирический герой поэта становится воплощением русского человека, русской души.

Природные образы являются частотными в лирике. Это не столько собственно пейзажные образы. Преломляясь через лирическое чувство героя, через социальные мотивы, эти образы обретают символический смысл. Свои переживания, мысли человек переносил на природу и наоборот. Этот прием, названый А.Веселовским «поэтическим параллелизмом» как основы иносказания, является одним из ключевых в поэзии Рубцова. В его стихотворениях образ увядающей природы - «глохнет покинутый луг', 'замерзают георгины', «увяданье цветов, белеющих во мгле', «красные цветы мои в садике завяли все» - становятся знаками элегического внутреннего состояния лирического героя. Поэт с грустью пишет о конце лета как конце юности героя.

В оппозиции «жалей – не жалей» слышатся реминисценции из философской лирики М.Лермонтова и С.Есенина: «и не жаль мне прошлого ничуть», «жду ль чего, жалею ли о чем»; «не жалею, не зову, не плачу». Поэтов роднит тема противоречивого отношения к человеческой жизни – краткой, бренной. С одной стороны, их объединяет мысль о том, что увядание, смерть – неизбежность, и нужно принять это событие как закон, «не жалеть» ни о чем в жизни, не проклинать ее: «Повторилась в мире неизбежность», «не кляни ты шумные метели». В другом стихотворении «Сентябрь» Рубцов пишет. Пространственный мотивный образ реки является у Рубцова сквозным.

Но он наполнен не традиционно-мифологическим символическим смыслом (река символ жизни бесконечной, неуничтожимой), а трагическим, гибельным. Река связана в лирике поэта с образом переправы и символизирует чаще разлуку, расставание и даже смерть: 'Все движется к темному устью, когда я очнусь на краю.' Стихотворение «Плыть, плыть » организовано рефреном слов, вынесенных в заглавие, образующих кольцевую композицию произведения.

Оно заканчивается так: «Плыть, плыть, плыть ». Сема «плыть» здесь означает жить, т.е. Плыть по течению жизни к неминуемой смерти. Ветхозаветный сюжет о потопе и Ноевом ковчеге Рубцов трансформирует в национальном ключе.

В роли ковчега выступает русская деревня, избранная пронести сквозь все катаклизмы и потрясения основы человеческой цивилизации – цивилизации труда (образ русских «мужиков»), милосердия, нравственности. Поэтому в конце стихотворения возникает животворящий библейский мотив спасения, воскресения мира. Спасенный скот, ожившая деревня ассоциируются, на наш взгляд, со спасенным Ноевым ковчегом, на котором были «все твари по паре». Герой этого стихотворения ходит по болоту. По народной примете такое хождение - предвестье горя. И не случайно герой одинок: 'Зовешь, зовешь. Никто не отзовется.'

Символическая образность стихотворения, созданного в годы «оттепели», обретает масштабность: сама ситуация – социально символична. Болотная «топь», «глушь», «холод», «взбеленившиеся птицы», «шипящая змея» символизируют холод, «ужас» русской жизни и одиночество героя, словно заблудившегося в этом стылом пространстве, не верящего в потепление. Так звезда становится символом неостановимой жизни народа, мира, земли.

Эта внутренняя динамичность выражена в антиномичных корреляциях времен года (осень-зима), социальных топосов (город-деревня), состояний лирического героя (тревога – покой), биографического времени героя (прошлое-настоящее). По словам Е.Ивановой, можно полагать также, что символ звезды полей соотносится в стихотворении с символом рождественской звезды, напоминающей о том, что есть на земле место, где родился Спаситель, что усиливает оптимистический финал» 1. Стихотворение пронизано ощущением покоя, умиротворения, тихой радости и счастья. Свет, идущий от «ночной звезды» - это свет святой, горний. Он словно обладает Божественной благодатью. Автобиографический образ матушки, идущей за ключевой, колодезной водой, живой водой, воспринимается как крестьянская Богоматерь.

Вода в этом стихотворении воспринимается не в том трагическом ключе, о котором мы говорили выше, а в христианском, мифологическом как устойчивый символ жизни, очищения и возрождения. В этом смысле можно говорить о теоцентричности художественного сознания Н.Рубцова. Его любовь к России – это религиозное чувство. Рубцов пишет о своей верности вере «до конца, до смертного креста».

Однако образ дома в лирике Н.Рубцова часто наполнен трагическим смыслом, сближающим поэта с писателями деревенской прозы, которые писали о трагедии домов сломанных, порушенных, затопленных, сожженных, преданных. Достаточно вспомнить такие произведения, как «Матренин двор» А.Солженицына – рассказ о гибели дома, горницы последней русской праведницы Матрены, на которой, по словам автора, «стоят село, город и вся земля русская». «Прощание с Матерой» - повесть о гибели Земли-Матери, исконной Руси. «Пожар» - повесть о трагедии распада русской соборности, когда хозяевами жизни на Руси стал не корневой люд хлебопашец, созидатель жизни, а сезонные работники, «архаровцы», «сброд», «цыганский табор», «люди – перекати поле».

Исследователи справедливо отмечают эсхатологичность художественного сознания Н.Рубцова. Одним их самых показательных в аспекте нашей проблемы является элегическое стихотворение 'Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны'.

Здесь Н.Рубцов ведет спор со своим временем, с эпохой, погрузившей родину в духовное забытье. Лирическое действие в стихотворении происходит ночью, это традиционный символ смерти, как и сон, отождествляемый с нею и в древнейшие времена, и в фольклоре, и в классической русской литературе. В древности, например, считалось, что душа погруженного в сон человека вылетала из тела и посещала те места, видела тех людей и совершала те действия, которые видел спящий. В классической традиции ночь - время поэтов, время, когда к ним приходит вдохновение, и душа в тишине обретает покой, умиротворение, мудрость. В бешеном беге жизни герою и его стране горе, печаль и смерть сулит и половодье, весенние воды: 'Россия! Как грустно!'

Грусть героя от созерцания неприглядных картин: лодка-любовь 'на речной догнивает мели' под поникшей над обрывом ивой (ива, как известно,- лирический символ грусти и печали), и 'пустынно мерцает померкшая звездная люстра'. Н.Рубцов включает в унылое окружение поэтических образов четвертой строфы еще одно, собственное символическое значение звезды: Русь, вселенная, вечность, придавая трагедии особый смысл. Исторические же ее корни вскрыты в пятой строфе: 'удивительный', белый, (цвет чистоты) храм 'пропал' среди 'померкших' полей. Автор вводит социальный мотив – упоминает революцию, как начало вакханалии, когда государство рушило соборы и храмы. Синий цвет в русском фольклоре и христианской мифологии символизирует нравственную чистоту, святость чистоту.

Лирический герой уподоблен ангелу и одновременно птице. Ангел в греческом и еврейском языках означает 'вестник'. Это слово оно выражает собой понятие о духовных существах и служении их, т.к. Через них Господь являет свою волю. Другой символ человеческой души - птица - традиционен в мировом фольклоре и имеет древнее происхождение, в русской же традиции несет несколько значений: 1. Свобода, счастье; 2. Память о прошлом (высота полета птицы - образ дальнего, прошедшего времени); 4.

Вестник смерти. Заблудившаяся птица символизирует собой горе сиротства 4.

Мотивы сиротства и странничества, бродяжничества, так часто встречающиеся в фольклоре, особенно в песнях, в стихах Рубцова соединяются, обогащая друг друга. Его лирический герой, как и герой народных песен о 'сироте-сиротинушке', 'бродит по сельским Белым в сумраке холмам', влачится устало в пыли, 'как острожник', не находя постоянного пристанища ни в Москве, ни в 'печальной Вологде'.

Он чувствует себя 'случайным гостем' в сибирской деревне и снова отправляется в путь по старой дороге, 'по следам давно усопших душ'. Однако личностный мотив сиротства, странничества в лирике Рубцова расширяется до масштабов исторического образа России, обретает символический смысл сиротства страны и поколений. Отчуждение от земли, отпадение дома, от национальных корней, от Бога, распад семей превратило людей в сирот.

Так личная сиротская судьба поэта, его трагическое восприятие жизни совпали с народным мироощущением. В середине ХХ века в связи выдачей крестьянам паспортов началась массовая миграция сельского люда в города, Россия избяная, полевая, луговая перерастала в Россию урбанистическую. Это не стало обретением ни для города, ни для деревни. Один из представителей «тихой» лирики Н.Передреев писал. С наступлением эпохи НТР на деревню и природу начался распад многовековой русской культуры, мира традиций, обрядов, народной этики, философии.

Писатели «деревенской» прозы (В.Распутин, В.Шукшин, В.Белов, Ф.Абрамов, В.Астафьев и др.) и «тихие» лирики (Н.Рубцов, Н.Передреев, А.Прасолов, Д.Самойлов, В.Соколов, Л.Мартынов и др.) пытались вглядеться праистоки русской жизни, сохранить их от забвения. Говоря словами С.Залыгина, они стремились «закрепить корни нации». Сверхзадачей этих художников сбережение национального лица страны и культуры, русского духа.

В стихотворениях «Шумит Катунь», «О Московском Кремле», «Далекое», «Гуляевская горка» и др. Образ души связан с ключевым мотивом исторической памяти. Центральным в этих стихах является образ души – хранительницы русской старины, истории. Родственниками лирического становятся «русские князья, прекрасная царевна», «три богатыря», «Осляби и Пересвет». Частью жизни героя становятся «воинские скифы», битвы. Так через душу лирического героя сливаются древность и современный Кремль, прошлое и настоящее, за которые герой молится. Таким образом рассмотренные нами пространственно-временные и экзистенциальные образы, мотивы и темы являются ключевыми, сквозными в лирике поэта.

Они перманентно слиты воедино. Это наблюдаем в рамках даже одного стихотворения Рубцова.

Что Такое Мотив В Русской Литературе Дипломная

Так в «Посвящении другу» образы ночи, звезды, огней и деревни создают некий ночной универсум, где сходятся крестьянское жилье, деревня, приметы быта, душа и космос: «георгины», «комья желтеющей глины», «одинокая странствий звезда», «пароходы», «телеги», «пугачевские вольные степи», «душа бунтаря», «деревце у сырой коновязи», «журавли в холодной дали». Взятые в одном логической ряду приметы земли, неба, быта свидетельствуют о том, что художественной системе поэта эти образные категории эстетически уравнены в своей значимости. Возникает некая универсальная, целостная единая модель одухотворенного бытия, где все «живет и дышит». Рассмотренные нами мотивы и образы составляют основу национального мирообраза поэта. Сакральные ценностные центры этой русской модели мира - отчий дом, природа, горний мир (небо, звезда), храм, душа - сливаются с трагическим мотивами и образами смерти, конца мира, времени и пространства. Это придает поэзии Н.Рубцова особое драматическое звучание – социально-историческое и философское. Рассмотренные мотивные образы и темы мы выделили как основные, системообразующие.

Среди них выделим многозначный мотив и образ пути, имеющий в лирике поэта особую значимость. Этой проблеме посвящена следующая глава. Архетип дороги лежит в основе художественной картины мира Н.М.Рубцова, определяя образное, тематическое, собственно поэтическое своеобразие его лирики, поэтому данная тема достойна самостоятельно рассмотрения, чему и посвящена III глава нашего исследования. Не случайно посмертный поэтический сборник Н.Рубцова называется «Подорожники». Содержание сборника, образ лирического героя имеют автобиографические истоки.

Сам Н.Руцов был путешественником, скитальцем, традиционным странником, идущим по дорогам России. Он налегке, пешком шел от города к городу, от деревни к деревне и всё увиденное в пути воплощал в слове. Дороги России, дороги судьбы - так можно определить главную тему сборника. Образ пути символически воплощал отрешенность поэта от суетного, будничного, определял природу рубцовского видения мира, его понимание жизни как вечного движения, поиска.

Отсюда внутренняя динамичность поэзии Н.Рубцова, при всём том, что поэт часто пишет. Образный мотив времени в лирике Рубцова имеет, на наш взгляд, несколько смысловых и поэтических наполнений. Во-первых, время – это дорога венчающая жизнь человека, дорога его к неизбежному концу. В этом случае мотив «время-путь-жизнь» осмыслены в трагическом ключе: становятся аналогом смерти. Поэтому многие стихи о смерти как конце пути человека воспринимаются как элегия.

Это один из любимых жанров поэта. У него несколько стихотворений так и называются «Элегия», «Дорожная элегия», «Ночная элегия» и т.д. В стихотворении-элегии «Идет процессия» изображен «последний путь» человека: похоронная процессия. И эта короткая дорога на кладбище «в полверсты» показана как дорога, в которой словно сконцентрировалась вся жизнь человека. Тема судьбы, движения человека к неизбежному концу своеобразно преломляется в стихах, посвященных теме творчества и судьбы художника. Стихотворения «Прощальная песня», «Памяти Анциферова», «Товарищу», «О Пушкине», «Сергей Есенин» и др. Пронизаны двойственным отношением поэта к смерти.

С одной стороны, смерть поэта для автора – трагедия, когда сиротеет культура. Стихотворение «Последняя ночь» о смерти поэта Кедрина заканчивается риторическим вопросом автора: «А за что?». В этом возгласе слышится боль поэта, непонимание ухода художника. С другой стороны, в названных стихотворения ощутим вечный миф о художнике, обречённом на бессмертие в своих творения. В этих стихотворениях Рубцов благодарит судьбу за то, что под «небом России» жили Гоголь, Фет, Тютчев, Пушкин Более того, Н.Рубцов верит в то, что он является их преемником, наследником, продолжателем. И в этом, может быть, будет его поэтическое бессмертие. Стихотворение «Я переписывать не стану» заканчивается этой верой.

Вероятно, мотив движения героя во времени имеет истоком не только личную судьбу поэта, но корни в традициях отечественной истории и культуры. Тема бродяжничества, скитаний – чисто русская, национальная тема.

Трафареты бабочки, листики. Трафареты листьев, шаблоны листьев: листья для вырезания распечатать. Автор пина:LadyL. Находите и прикалывайте свои пины в Pinterest! Ищите идеи на тему «Цветы трафареты» и сохраняйте их в Pinterest.| Посмотрите больше идей на темы Цветочный силуэт, Шаблоны трафаретов и Цветы в стиле арт-деко. Распечатать Трафареты бабочек для вырезания из бумаги. Распечатать шаблоны с бабочками.

В русской культуре и литературе образы странников и тема странничества – архетипические. Практически все герои русской литературы – в пути: Чацкий, Онегин, Печорин, странники Н.Лескова, Н.Некрасова, Л.Толстого, И.Бунина, странник Лука М.Горького и т.д. Их странствия связаны с духовными исканиями. На мотиве пути строятся русские былины и сказки. Фольклорный герой – всегда в пути и из трех дорог судьбы он выбирает самую опасную: ту, на которой «убитому быть».

Лирический герой С.Есенина – «одинокий бродяга», «скиталец». Героиня М.Цветаевой – «русская странница», «изгнанница» родины и т.д. Память войны – главная тема стихотворений «Меня война солдатом не застала», «Общее горе», «Когда кричит сорока», «Русский огонек» и др. Сюжет последнего стихотворения строится на диалоге старой вдовы, матери-сироты и лирического героя, путника, заплутавшего в дороге, остановившегося у нее на ночлег.

Вся тревога матери – в ее дважды повторенном вопросе: «Скажи, родимый, будет ли война?». И герой отвечает: «Наверное, не будет».

А со стен избы смотрят на него «сиротские семейные фотографии». Это непритязательное стихотворение воспринимается как притча о народном горе, войне, сиротстве матерей, о нравственной связи поколений, о вере в мир. И этот малый «русский огонек» воспринимается автором и его героем символом русской души, памяти, символом добра и света, идущего из окон матерей и из души. Все исследователи справедливо пишут о тяге автора «тихой лирики» к покою, к тишине, умиротворению, созерцанию. Однако рассматриваемые нами образы и мотивы движения, пути придают его лирическим сюжетам внутреннюю динамичность, напряженность.

Это происходит именно потому, что мотив внутренней дороги как дороги жизни, судьбы, исканий героя превалирует над мотивом внешнего движения. Так возникает устойчивый мотив выхода из замкнутого или внешнего пространства, мотив преодоления статичности, неподвижности. На наш взгляд, в изображении подорожника Рубцов опирался на национальную религиозно-культурную традицию. Образ хлеба-подорожника можно воспринимать как духовную сему: как вариант «плоти Христова», укрепляющего дух идущего. Так воспринимали подорожные хлеба на Руси.

Подорожники были оберегом, знаком памяти о доме, выражали стремление русского человека вернуться домой. Кстати, этот сюжет подробно воспроизведен в повести Е.Носова «Усвятские шлемоносцы», где не жена, а старая мать печет Касьяну, уходящему на войну хлеб-подорожник-оберег.

И символом неминуемой смерти героя стал его жест: он не съел этот хлеб сам, а раздал его коням. Таким образом, «чувство пути» (А.Блок), исконно свойственное русскому человеку, было органически присуще Н.Рубцову – гражданину, страннику, сироте, поэту. Дорожная образность в лирике поэта является универсальным поэтическим кодом, который выполняет множество художественных функций: становится символом человеческой судьбы, передает бег жизни, странничество духа русского человека, его разрыв с домом, бесприютность, духовные искания, движение к смертному концу, символизирует связь с небом, космосом. Проделанная работа, наши наблюдения позволяют нам сделать следующие выводы. Мотивная организация лирики Н.Рубцова, недостаточно изученная в науке, привлекла наше внимание тем, что в ней наиболее полно воплощено авторское мировидение, его поэтика, стиль, образная система.

Эти начала творчества поэта во многом ориентированы на русские, ментальные образы и мотивы, своеобразно преломленные Н.Рубцовым. Наполненные личными впечатлениями, событиями судьбы поэта, его драматическими размышлениями о смысле человеческой жизни, о судьбе России второй половины ХХ века. В лирике поэта тема личной памяти сливается с памятью исторической. Так у Рубцова возникает не диахроническое время-пространство, а синхроническое, единое, неделимое, целостное. Через пространственно-временные образы и мотивы Рубцов создал пространственно-временной национальный мирообраз. Не случайно свою Родину он называет реже Россией, чаще, по-есенински, по-стародавнему - Русью.

У поэта возникает некий национальный универсум, в котором сливаются крестьянско-патриархальная Русь, природный и человеческий космос. Народное мироощущение пришло поэту через собственный жизненный опыт, через нелегкий путь странствий. Его лирический герой – скиталец, странник, путешествующий по России. Поэтому особую значимость в художественном мире поэта имеет дорожная образность, мотив пути, это – важнейшая координация в создании национальной модели мира.

С одной стороны Рубцов обратился к архетипу, общему месту в искусстве, о котором писали культурологи, литературоведы. Например, М.Бахтин говорил: «Дорога «никогда не бывает просто дорогой, но всегда частью жизненного пути; выбор дороги – выбор жизненного пути; перекресток – всегда поворотный пункт жизни; выход из родного дома на дорогу с возвращением на родину» 1.

Назвать, узнать, сорвать покровы И праздных тайн и ветхой мглы. Вот первый подвиг. Подвиг новый – Живой земле пропеть хвалы. Гумилев живет в мире воображаемом и почти призрачном.

Он как-то чуждается современности, он сам создает для себя страны и населяет их им самим сотворенными существами: людьми, зверями, демонами. В этих странах явления подчиняются обычным законам природы, но новым, которым повелел существовать поэт В. Брюсов о книге «Жемчуга». Я вежлив с жизнью современною, Но между нами есть преграда, Все, что смешит ее, надменную, Моя единая отрада.

Победы, слава, подвиг – бледные Слова, затерянные ныне, Гремят в душе, как громы медные, Как голос Господа в пустыне. До последнего времени – конца 80-х годов XX века – имя Николая Степановича Гумилева (1886-1921) находилось под запретом цензуры, его произведения с 20-х годов прошлого века в нашей стране не издавались. Между тем, без знания творчества этого метра акмеизма, серьезного исследователя Африки, великолепного поэта невозможно полноценно изучить всю литературу серебряного века. Поэзия Гумилева сравнительно мало изучена, и все-таки стоит назвать основные издания, которые помогли нам в написании дипломной работы.

В первую очередь хочется отметить книги, посвященные воспоминаниям о поэте. Автор работы «Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких»1 Вера Лукницкая дает возможность широкому читателю наиболее полно познакомиться с жизнью и деятельностью русского поэта. В этой увлекательной книге два основных героя – Николай Гумилев и его биограф писатель Павел Лукницкий, два цельных и мужественных человека. Они никогда не встречались, но это не помешало Лукницкому в 20-е годы увлеченно и обстоятельно собирать все, что касалось жизни и творчества Гумилева. Лукницкий не дожил до публикации своей работы. Его вдова представила документальное повествование по материалом этого огромного архива, а также недавно открытые и расшифрованные их сыном документы следствия по делу Гумилева.

Следующий сборник мемуаров – книга Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»2. Автор воспоминаний – поэт и свидетель заката русского акмеизма. Книга охватывает примерно 3 года (с ноября 1918) и посвящена целой плеяде русских литературных деятелей. Работа содержит воспоминания о М. Л Лозинском, В. Маяковском, А. Ахматовой, А.

Мандельштаме и других. Но все же большую часть книги Одоевцева посвятила своему учителю, метру акмеизма Н. 4 1 Лукницкая В Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива Лукницких. 2 Одоевцева И. На берегах Невы. Книга «На берегах Невы» впервые была издана за границей в 1967 году.

В нашей работе мы опирались на мемуары таких авторов, как Бронислава Погорелова и Вера Неведомская, которые были лично знаком с Н. Гумилевым и оставили о нем и его окружении довольно занятные воспоминания, содержащиеся в книге «Воспоминания о серебряном веке»1.

В этом сборнике мемуаров воссозданы атмосфера ренессансного русского серебряного века, а авторы воспоминаний – сами творцы или очевидцы этой эпохи. Мы не случайно обратились к мемуарной литературе о серебряном веке.

Дело в том, что одним из аспектов работы является изучение истоков романтизма в поэзии Гумилева, связи личных качеств, образа жизни, мировоззрения поэта с его творчеством. Кроме того, очень помогли нам такие работы, в которых на ряду с описанием жизни поэта содержится и серьезная оценка его творчества. Это, во-первых, книга С. Семибратовой «Судьбы поэтов серебряного века», изданная в Москве в 1993 году, и, во-вторых, следует отметить работу сына известного художника К.

Маковского, блестящего критика и журналиста Сергея Маковского «На Парнасе Серебряного века», выпущенную в свет Московским издательством «Согласие» в 2000 году. Обе эти книги содержат статьи, посвященные поэту, как, впрочем, и сборник «Герои и антигерои Отечества», составленный В. Забродиным, где можно найти «работу В. Меньшикова «Поэт – гражданин Гумилев». Стоит упомянуть учебные пособия, в которых представлен неплохой анализ творчества поэтов серебряного века, в том числе и Н. Это пособие Пинаева С. «Над бездонным провалом в вечность Русская поэзия серебряного века», а также книга для учителя «Поэзия серебряного века в школе», составленная Е.

М Бондаревой и А. 5 1 Воспоминания о серебряном веке. В нашей дипломной работе мы будем ссылаться и на журнальные статьи, посвященные творчеству Гумилева1, а также на вступительные статьи сборников поэзии2. Все отмеченные и неназванные работы были изучены нами с целью раскрыть тему дипломной работы – «Романтические мотивы в поэзии Н. В работе мы преследовали следующие цели: 1) исследовать различные преломления романтических мотивов в лирике Гумилева разных периодов жизни; 2) увидеть эволюцию романтизма в творчестве поэта; 3) определить связь характера личности Гумилева и романтической направленности его произведений; 4) дать целостный анализ характерных для поэта-романтика произведений; 5) рассмотреть художественные особенности лирики Гумилева. В связи с этим структура работы такова: она состоит из введения, четырех глав и заключения. Первая глава посвящена истокам романтизма в поэзии Н.

Эта часть работы содержит анализ причин обращения поэта к романтическим мотивам. Мы берем во внимание как личные качества 6 1 F 0 5 B F 0 5 D Дудин М. Охотник за песнями мужества: О поэзии Гумилева // Автора. Гумилева // Филологические науки. F 0 5 B F 0 5 DЛавренев Б.

Поэт цветущего бытия. Гумилеве // Звезда Востока.

2 Иванов Вяч. Звездная вспашка (Поэтический мир Н. Гумилева) // Гумилев Н. Стихи; Письма о русской поэзии. « Припомнить всю жестокую, милую жизнь» // Гумилев С. Избранное /сост. Гумилева, его мировоззрение, так и факты жизни поэта, повлиявшие на его творчество.

Вторая глава носит название «Романтическая исключительность лирического «Я» в поэзии Н. Гумилева» и посвящена анализу своеобразия лирического героя произведений поэта. Здесь мы отметим основные черты героя Гумилева, проследим за эволюцией лирического персонажа стихотворений поэта – романтика.

Третья часть нашей работы посвящена экзотической теме в поэзии Н. Экзотическая тема в этой главе рассмотрена в разрезе всего творчества поэта. Даны анализы произведений всех сборников Гумилева, а, следовательно, прослежена эволюция экзотических мотивов. В этой главе также представлен анализ художественных особенностей экзотических стихотворений поэта и подробно рассмотрено характерное для экзотической лирики Гумилева произведение. Последняя глава работы посвящена теме любви в поэзии метра акмеизма. Рассмотрены различные преломления этого мотива лирики Гумилева, дан анализ одного из основных стихотворений о любви.

Заключение содержит основные выводы по содержанию дипломной работы. Романтические мотивы занимают центральное место в творчестве Гумилева. Безусловно, его поэтический мир прошел свою эволюцию, однако Гумилев оставался романтиком, искателем приключений, мечтателем до конца жизни. Именно такое, своеобразное и не всеми понятое, отношение к действительности отразилось в поэзии и прозе Гумилева. Основой же нашей работы стал анализ романтических мотивов поэтического наследия Н.

Истоки романтизма в поэзии Н. Общепринятый – после работ К. Чуковского и Ю.

Что Такое Мотив В Русской Литературе Диплома

Тынянова о Блоке, Б. Эйхенбаума и В.

Жирмунского об Ахматовой – подход к стихам как к личному дневнику поэта, как к своего рода духовной автобиографии его лирического героя мало что дает для представления о творчестве Н. Лишь единожды – в позднем стихотворении «Память» – предложивший сжатый очерк своего духового развития, он никак не может быть назван и летописцем современной ему эпохи. Стихов о России, о времени у Гумилева действительно так мало, что это способно озадачить. Да и те, что есть («Туркестанские генералы», «Старые усадьбы», «Старая дева», «Почтовый чиновник», «Городок», «Змей», «Мужик»), при всей точности в деталях и всей обычной ля Гумилева картинности видятся скорее легендами, «снами» о России и русских людях, русской истории, нежели свидетельством очевидца. Реальность словно бы не заботила поэта. Или выразимся точнее – была скучна, неинтересна ему именно как поэту.

Гумилев сам ответил на этот вопрос: Я вежлив с жизнью современною, Но между нами есть преграда, Все, что смешит ее, надменную, Моя единая отрада. Победа, слава, подвиг – бледные Слова, затерянные ныне, Гремят в душе, как громы медные, Как Голос Господа в пустыне.1 8 1 Гумилев Н. Далее цитируется по этому изданию. И корень, видимо, в этом. В роковой несоотносимости личных понятий поэта о правах, обязанностях, призвании человека и навязываемых, предписываемых современностью условий и требований.

В том, что в душе Гумилева – и гимназиста, и путешественника, и воина, и литератора – действительно громче всех прочих, действительно заглушая и шум повседневности, и творчество, что Блок называл «музыкой революции», гремели «слова, затерянные ныне». Я вижу иногда очень ясно картина и события вне круга нашей теперешней жизни; они относятся к каким-то давно прошедшим эпохам, и для меня дух этих старых времен гораздо ближе того, чем живет современный европеец. В нашем современном мире я чувствую себя гостем», – говорил поэт1. По-видимому, это как раз те самые переживания, которые Гумилев передал в стихотворной форме: Я, верно, болен – на сердце туман. Мне скучно все: и люди, и рассказы. Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган. Мой предок был татарин косоглазый Или свирепый гунн.

Я веяньем заразы, Через века дошедший, обуян. Я жду, томлюсь и отступают стены Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит И Город с золотыми куполами, С цветущими жасминными садами Мы дрались там Ах да, я был убит. 188) 9 1 Неведомская В.

Воспоминания о Гумилеве и Ахматовой // Воспоминания о серебряном веке. / сост., авт.

Он чужаком пришел в этот мир. Но он – так, во всяком случае, кажется – еще и культивировал свою чужеродность миру, свою несовместимость и с «толпою», ее интересами, нуждами, идеалами, и с «пошлой», по его оценке, реальностью – вне зависимости от того, шла речь о предреволюционной рутине или о революционной смуте. Эту несовместимость, оригинальность поэт всячески подчеркивал к своим внешним, очень необычным видам. Вспоминает Вера Неведомская, художница, знакомая Гумилева и Ахматовой: «На веранду, где мы пили чай, Гумилев вошел из сада; на голове – феска лишенного цвета, на ногах – липовые носки и сандалии и к этому русская рубашка. Впоследствии я поняла, что Гумилев вообще любил гротеск и в жизни, и в костюме»1. А вот впечатления Ирины Одоевцевой от первых встреч с Гумилевым: « Высокий, узкоплечий, в оленьей дохе с белым рисунком по подолу, колыхавшейся вокруг его длинных худых ног. Ушастая оленья шапка и пестрый африканский портфель придавали ему еще более необыкновенный вид»; «трудно представить себе более некрасивого, более особенного человека»; « некрасивый, но очаровательный»2.

Очень необычно было и лицо Николая Степановича, что не раз подчеркивали его современники. «Продолговатая, словно вытянутая вверх голова, с непомерно высоким плоским лбом. Волосы, стриженные под машинку, неопределенного цвета.

Жидкие брови. Под тяжелыми веками совершенно плоские глаза», – вспоминает Одоевцева.3 «У него было очень необычное лицо: не то Би-Ба-Бо, не то Пьеро, не то монгол, а глаза и волосы светлые, умные, пристальные глаза слегка косят. При этом подчеркнуто церемонные манеры, а глаза и рот слегка усмехаются; чувствуется, что ему 10 1 Неведомская В. Воспоминания о Гумилеве и Ахматовой // Воспоминания о серебряном веке. 2 Одоевцева И.

На берегах Невы. Хочется созорничать и подшутить», – писала Неведомская.1 Литератор Б. Погорелова в своем очерке «Валерий Брюсов и его окружение» не смогла не упомянуть о «незабываемом впечатлении», которое произвело на нее знакомство с Гумилевым: «Все в нем изумляло.

Казалось он как-то шире и выше обыкновенных людей. Происходило это, вероятно, от иного, не московского, и даже не российского покроя одежды. Разговор его тоже не был похож на то, что обычно интересовала писателей, по-будничному беседовавших между собой Гумилев неожиданно и сразу заговорил о буре, которая поднялась, когда он плыл в последнее воскресенье на заокеанском пароходе, об острове Таити, о совершенстве телосложения негритянок, о парижском балете».2 Несовместимость Гумилева с реальностью была такого рода, что исключала не только похвалы реальности, но и порицания ее. Вот почему стихи с самого начала стали для Гумилева не способом погружения в жизнь, а способом защиты, ухода от нее. Не средством познания действительности, а средством восполнения того, что действительность не дает.

Совершенство стиха рано было осознано Гумилевым как единственно приемлемая альтернатива жизненным несовершенствам, величавость и спокойствие искусства противостояли в его глазах всяческой (политической, бытовой и прочей) суете, а пышная яркость и многоцветье поэтических образов контрастировали с грязновато-серенькой обыденностью. Гумилев не был бы Гумилевым, если бы и жизнь свою не попытался построить на контрасте с тем, чем удовлетворяется и что жует большинство. Его путешествия в Африку, его хлопоты о цеховой солидарности поэтов и даже его участие в боевых действиях на Восточном и Западном фронтах первой мировой войны тоже можно расценить как своего рода бегство от предписываемой обществом линии поведения и томящей скуки.

11 1 Неведомская В. Воспоминания о Гумилеве и Ахматовой // Воспоминания о серебряном веке. 2 Погорелова Б. Валерий Брюсов и его окружение // Воспоминания о серебряном веке.

Африка занимала особое место в жизни и творчестве поэта. Стремление к неведомому, сопряженному подчас с опасностями, сопровождало Гумилева всю жизнь. С ранних лет его манит Восток, Африка, путешествия в тропические страны и даже желание достать парусный корабль и плавать на нем под черным флагом. В детстве Гумилев читал много приключенческой литературы: произведения Жюля Верна, Майн Рида, Фенимора Купера. Все эти книги влекли его в дальние страны, манили романтикой подвига. Немирович-Данченко в очерке, посвященном памяти Гумилева, вспоминал, что поэт всегда тосковал по солнечному югу, вдохновившему его «заманчивыми далями».

«Если бы поверить в перевоплощение душ, – писал мемуарист, – можно было бы признать в нем такого отважного искателя новых островов и континентов в неведомых просторах великого океана времен, как Америго Веспуччи, Васко де Гаму, завоевателя вроде Кортеса и Визарро Он был бы на своем месте в средние века. Он опоздал родиться лет на четыреста! Настоящий паладин, живший миражами великих подвигов. Он пытал бы свои силы в схватках со сказочными гигантами, на утлых каравеллах в грозах и бурях одолевал неведомые моря.»1 В 1906 году после окончания гимназии Гумилев едет в Париж, где слушает в Сорбонне курс французской литературы. Большое впечатление на Гумилева произвела выставка живописных полотен Поля Гогена, французского художника, большую часть жизни прожившего на островах Таити.

Гумилев посвятил творчеству Гогена статью «Два салона» и еще больше загорелся мечтой побывать в краю, о котором давно грезил, – в Африке. Тайно от родителей он отправляется в первое свое путешествие, собравшись посетить Стамбул, Измир, Порт-Саид, Каир. С этих пор Африка заняла чрезвычайно важное место в его судьбе и творчестве. Она наполнила его душу новыми, необычайно острыми впечатлениями, укрепила 12 1 Меньшико В.

Поэт – гражданин Гумилев // Герои и антигерои Отечества. Уверенность в себе, подарила редкостные ощущения и образы. Во время второго путешествия (1908 г.) Гумилев побывал в Египте, в третьем достиг (1909г.) Абиссинии, где собирал местный фольклор, преображая его в самобытные песни («Пять быков», «Занзибарские девушки»). Наиболее значительной была последняя, четвертая поездка. В 1913 году поэт был руководителем экспедиции, посланной в Абиссинию Российской Академией Наук; Гумилев привез оттуда этнографические коллекции. Существует и «Африканский дневник» Гумилева.

Даже близкие поэту люди порой иронизировали над его «африканскими страстями». Между тем никто из русский поэтов не воспел, как он, Африку, не передал так зримо и необычайно рельефно ее неповторимый колорит. Помимо стихотворений, рассеянных по разным сборникам (цикл «Абиссинские песни», «Африканская ночь» и др.), Гумилев посвятил африканской теме книгу «Шатер» (1921). В стихотворении открывающем сборник он писал: Оглушенная ревом и топотом, Облеченная в пламя и дымы, О тебе, моя Африка, шепотом В небеса говорят серафимы.

Про деяния свои и фантазии, Про звериную душу послушай, Ты, на древе древней Евразии Исполинской висящей грушей. Обреченный тебе, я поведаю О вождях в леопардовых шкурах, Что во мраке лесов за победою Водят полчища воинов хмурых; 13. О деревнях с кумирами древними, Что смеются улыбкой недоброй, И о львах, что стоят над деревнями И хвостом ударяют о ребра. (385) Критика ехидно назвала сборник «рифмованным путеводителем по Африке, игнорируя изумительную образность и глубокую поэтичность каждого стихотворения, где простое географическое название влечет за собой целую цепь разнообразных картин и ассоциаций. Даже отдельные строфы из этих стихотворений дают представление о многокрасочной палитре автора: Целый день над водой, словно стая стрекоз, Золотые летучие рыбы видны У песчаных, серпами изогнутых кос Мели, точно цветы, зелены и красны. («Красное море».) (387) Сфинкс улегся на страже святыни И с улыбкой глядит с высоты Ожидая гостей из пустыни, Которых не ведаешь ты.

(«Египет») (389) Блещут скалы, темнеют под ними внизу Древних рек каменистые ложа, На покрытое волнами море в грозу, Ты промолвишь, Сахара похоже. («Сахара») (392) 14.

Полный тайн и экзотики, знойного солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйной яркостью цветов («Судан», «Абиссиния», «Замбези», «Экваториальный лес», «Нигер» и др.). Африканская поэма «Мик» – еще одно выражение любви поэта к далекому континенту. История маленького абиссинского пленника по имени Мик, его дружба со старым павианом и белым мальчиком Луи, их совместный побег в город обезьян, где Луи избирают царем, дальнейшие приключения Мика – все это воссоздано Гумилевым в полусказочной форме. Если в стихах Гумилева Африка предстает в поэтически приподнятом виде (иногда, правда, не без добродушно-иронической интонации), то «Дневник» писателя представляет собой репортерски четкое и вместе с тем колоритное изложение деталей путешествия. Здесь и рассказ о ловле гигантской акулы в Красном море, и описание судопроизводства в Дире- Дауа, и впечатление от театрального действа в Хараре.

Местами это изумительные по стилю образцы художественной прозы. Следует особо оговориться, что не в стихах Гумилева, не в его прозе не проглядывает, как это не раз отмечалось в тенденциозной критике1, поза колонизатора, ницшеанца и пр. Что же касается приводимого в этой связи четверостишия из «Африканской ночи»: Завтра мы встретимся и узнаем, Кому быть властелином этих мест; Им помогает черный камень, Нам – золотой нательный крест (268), То это лишь стилизация настроения тех, кто пришел в Африку с амбициями завоевателя и хозяина. Истинная же позиция Гумилева проявляется в последних строках «Невольничьей», и в его суждении о 15 1 С. Над бездонным провалом в вечность Русская поэзия серебряного века. Пособие для старшеклассников и абитуриентов.

Намечающемся позорном разделе европейскими государствами «древней прославленной Абиссинии», которая все же «остается независимой еще много веков, чего, конечно, заслуживает вполне». Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника к великому Югу, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая память о Н. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в сборник «Шатер», и точная проза дневника – дань его любви к Африке.

Конечно, нельзя не упомянуть о литературной деятельности Гумилева, о его творческих взглядах, говоря об истоках романтизма в его поэзии. Акмеизм, безусловно повлиял на развитие романтических мотивов в творчестве поэта. В начале 1910-х годов Н. Гумилев стал вместе с С. Городецким основателем новой литературной школы. Будучи новым поколением по отношению к символистам, Гумилев и его единомышленники (А. Городецкий, О.

Мандельштам, М. Нарбут) были сверстниками футуристов, поэтому их творческие принципы формировались в ходе эстетического размежевания с теми и с другими. Из разных предложенных поначалу названий прижилось несколько самонадеянное «Акмеизм» (от греч. Acme – высшая степень чего-либо, расцвет, вершина.

Во многом принципы акмеизма родились в результате теоретического осмысления Гумилевым собственной поэтической практики. Помимо дореволюционной лирики принципы акмеизма воплотились в стихотворениях предпоследнего сборника поэта «Шатер».

Акмеизм, по мысли Гумилева, есть попытка заново открыть ценность человеческой жизни, отказавшись от «нецеломудренного» стремления символистов познать непознаваемое. Действительность самоценна и не нуждается в метафизических оправданиях. Простой предметный мир 16. Должен быть реабилитирован, он значителен сам по себе, а не только тем, что являет высшие сущности. Главное значение в поэзии приобретает, по мысли теоретиков акмеизма, художественное основание многообразного и яркого земного мира. Отразить внутренний мир человека, его телесные радости, отсутствие сомнений в себе, знание смерти, бессмертия, Бога и пророка, а также облечь жизнь в достойные и безупречные формы искусства – такова мечта акмеистов.

«Место действия» лирический произведений акмеистов – земная жизнь, источник событийности – деятельность самого человека. Лирический герой акмеистов – не пассивный созерцатель жизненных мистерий, а устроитель и открыватель земной красоты. Акмеисты избегали туманных иносказаний, мистики символистов и стремились к точности и четкости изображаемого, объективности, мужественности, реализму подробностей и деталей. Новое течение принесло с собой не столько новизну мировоззрения, сколько новизну вкусовых ощущений: ценились такие элементы формы, как стилистическое равновесие, живописная четкость образов, точно вымеренная композиция, отточенность деталей. Противоположность символизму, проникнутому «духом музыки», акмеизм был ориентирован на перекличку с пространственными искусствами – живописью, архитектурой, скульптурой. Тяготение к трехмерному миру сказалось в увлечении акмеистов предметностью: красочная, порой даже экзотическая деталь, могла использоваться в чисто живописной функции. Все особенности акмеистической поэзии отразились в творчестве Н.

Гумилева, и особенно в его романтических произведениях. Многоцветность, описательность, совершенство формы, экзотичность стихов Гумилева – прямое следствие его принадлежности к акмеистическому течению.

Создание нового литературного движения, акмеизма, это тоже (как и путешествие а Африку, и участие в мировой войне) своего рода риск, очень смелый жизненный шаг, а когда представляешь жизнь Гумилева, то трудно освободиться от ощущения неких фантастических его склонностей. В Африке он пролезал через узкий ход пещеры, застрять в котором значило замуровать себя заживо. На войне участвовал в самых страшных маневрах. Вспоминает Вера Неведомская: «В характере Гумилева была черта, заставлявшая его искать и создавать рискованное положение хотя бы лишь психологически. Помимо этого у него было влечение к опасности чисто физической.

В беззаботной атмосфере нашей деревенской жизни эта тяга к опасности находила удовлетворение только в головоломном конском спорте. Позднее она потянула его на войну. Гумилев поступил добровольцем в лейб- гвардии Уланский полк.

Не было опасной разведки, в которую он бы не вызвался. Для него война была тоже игрой – веселой игрой, где ставкой была жизнь.»1 Многочисленные поездки в Африку, загадочные, нецивилизованные земли, сражения на фронтах первой мировой войны, активнейшее участие в литературной жизни начала XX века – все это, конечно, обогатило и расцветило яркими красками и судьбу, и поэзию Гумилева. Но вот парадокс: исключительные по характеру и по силе жизненные впечатления и тут ложились в стих не непосредственно, а предварительно трансформировались, очищались от «сора», от подробностей, претворялись в легенду, в «сон» и о войне, и об Африке.

Что Такое Мотив В Русской Литературе Дипломная Работа

Стихи, написанные Гумилевым в Действующей армии, дают, конечно, представление о патриотическом чувстве поэта. Но – как, впрочем, и его прозаические «Записки кавалериста» – почти ничего не говорят о страшном «быте» войны, ее крови и грязи.

18 1 Неведомская В. Воспоминания о Гумилеве и Ахматовой // Воспоминания о серебряном веке. Равным образом не обязательно был и участвовать в научных экспедициях, в пеших походах по Африке, чтобы рассказать о ней в стихах, мало с чем в русской поэзии сравнимых по звучности и яркой живописности, но на удивление лишенных эффекта личного присутствия: Я на карте моей под ненужною сеткой Сочиненных для скуки долгот и широт, Замечаю, как что-то чернеющей веткой, Виноградной оброненной веткой ползет. А вокруг города.

Точно горсть виноградин, Эта – Бусса, и Гомба, и царь Тумбукту, Самый звук этих слов мне, как солнце, отраден, Точно бой барабанов, он будит мечту. (282) Похоже, что опыт – даже такой экзотический, и в самом деле не столько насыщал поэта, сколько будил его мечту. Где в солнечных рощах живут великаны И светят в прозрачной воде жемчуга.

И карлики с птицами спорят за гнезда, И нежен у девушек профиль лица Как будто не все пересчитаны звезды, Как будто наш мир не открыт до конца! (303) Стоит только дать волю грезе – и начинается карнавальная смена то ли масок, то ли жребиев: «Я конквистадор в панцире железном», «Однажды сидел я в порфире златой. Горел мой алмазный венец», « я забытый, покинутый бог, созидающий, в груде развалин старых храмов, грядущий чертог», « Я попугай – с Антильских островов», «Древний я открыл храм из-под песка, Именем моим названа река, И в стране озер пять больших племен Слушались меня, чтили мой закон» Гумилев был всю жизнь романтиком, искателем приключений, поэтому и романтические мотивы (мотив «Музы Дальних Странствий», экзотическая тема, тема любви, тема одиночества) не уходили из его творчества. Да, многие стихи поздних сборников Гумилева выражали взгляд на вполне земные процессы. И все-таки вряд ли можно говорить даже о позднем творчестве Гумилева как о «поэзии реалистичной».1 Он сохранил и здесь романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера. Романтическая исключительность лирического «Я» в поэзии Н.

20 1 Бронгулеев В. Стиральная машина гномик инструкция. Африканский дневник Н. Гумилева // Наше наследие. «По выбору тем, по приемам творчества автор явно примыкает к «Новой школе» в поэзии. Но пока его стихи – только перепевы и подражания, далеко не всегда удачные»1, – писал В.

Брюсов о первом сборнике Н. Гумилева «Путь конквистадоров» (1905). Конечно, в какой-то мере Брюсов был прав. И все-таки юношеские, «Конквистадорские» стихи имели свой «нерв», свой настрой.

Гумилев сразу заявил об особом подходе к миру: Как смутно в небе диком и беззвездном! Растет туман но я молчу и жду, И верю, я любовь свою найду Я конквистадор в панцире железном.

(33) «Конквистадор» завоевал не земли, не страны, а новую любовь, вметал «в воинственный наряд звезду долин, Лилею голубую», проникал в «тайны дивных снов» добывал звезды с «заснувшего небосклона». Будто очень знакомы по символистической поэзии воспеваемые ценности: «голубая высота», «вечное блаженство мечты», «чары красоты». Но они, утонченные, возвышенные, отстаиваются дерзновенным мечом, «вихрем грозовым, и громом, и огнем».

Что Такое Мотив В Русской Литературе Дипломной Работы

Возникают «всегда живые, всегда могучие» «герои героев»: «сверкая доспехами», они подымают «меч к великим войнам» во имя «божественной любви». Мужественная интонация, волевое начало становятся доминирующими. Вот оно – отличие Н. Гумилева от его старших современников: К. Бальмонта, А. Название «Путь конквистадоров» оттеняло новизну избранной порции. Идеалы утверждались в «битве», огневой, даже кровавой.

Чем владели и с кем сражался лирический герой Гумилева? Владел многим: «Жаркое сердце поэта Блещет, как звонкая сталь». Перед жаждущим взором нет преград: «Мне все открыто в этом мире – И ночи 21 1 Цитируется по статье Л. Смирновой « Припомнить всю жестокую, милую жизнь» // Гумилев Н. Тень, и солнца свет» Гумилев не столько чувствовал себя первооткрывателем Прекрасного, сколько стремился приблизить возможную гармонию. На этом пути фантазия подсказывала образы богов, королей, царей и пророков – символы отнюдь не власти над людьми, а противоположения их слабости.

Он как гроза, он гордо губит В палящем зареве мечты, За то, что он безмерно любит Безумно – белые цветы. (49) «Путь конквистадоров» состоит из разделов, озаглавленных «свечи и поцелуи», «Высоты и бездны», Сущее сложно, противоречиво.

Много трудно совместимых образов: гордый король и бродячий певец с «песней больной»; «дева солнца» и суровый, гневный царь; юная дриада, «дитя греха и наслаждений», и «печальная жена». Но все по-разному контрастные и фантасмагоричные картины овеяны одной мечтой: «узнать сон вселенной» увидеть «лучи жизни обновленной», выйти «за пределы наших знаний». В любом состоянии проявлена цельность мироощущения. Даже когда сомнения теснят мужественную душу, раздается призыв к полному самоотречению: Жертвой бурь голубой, предрассветной В темных безднах беззвучно сгори И ты будешь Звездою Обетной, Возвещающей близость Зари. (73) Страстная притяженность к грядущим зорям тесно связала «Путь конквистадоров» с поэзией начала XX. Гумилев писал о балладах английского поэта Роберта Саути: «Это мир творческой фантазии, мир предчувствий, страхов, загадок, о котором лирический герой говорит с 22.

Нечто подобное, хотя с многими акцентами, создал Гумилев в начале своих творческих поисков. Многие стихотворения напоминали романтическую балладу с ее причудливыми персонажами, прихотливым сюжетом, взволнованным лирическим подтекстом. Выраженные в первом, юношеском сборнике духовные запросы получили дальнейшее развитие. Это особенно чувствуется во второй книге – «Романтические цветы» (1908), при всем ее коренном отличии от первой.

Новые впечатления (жизнь во Франции, путешествие в Африку) Отлились в особую образную систему. Пережитое вызвало к жизни другие эмоции.

Тем не менее и здесь читается жажда предельно сильных и прекрасных чувств: «Ты среди кровавого тумана к небесам прорезывала путь»; «пред ним неслась, белее пены, его великая любовь». Но теперь желанное видится лишь в грезах, видениях, однако не зря Гумилев сказал: «Сам мечту свою создам». И создал ее, обратившись к обычным, земным явлениям. О своей способности заглянуть за черту обыденного говорит поэт: Сады моей души всегда узорны, В них ветры так свежи и тиховейны, В них золотой песок и мрамор черный, Глубокие, прозрачные бассейны.

Я не смотрю на мир бегущих линий, Мои мечты лишь вечному покорны. Пускай сирокко бесится в пустыне, Сады моей души всегда узорны. (97) Нет, Гумилев не был равнодушен к «миру бегущих линий».

Но конкретное преображал своей мечтой иль болью – угадывал «дальним зрением». Сборник волнует грустными авторскими ощущениями 23 1 Цитируется по статье Л. Смирновой « Припомнить всю жестокую, милую жизнь» // Гумилев Н. Непрочности высоких порывов, призрачности счастья в скучной жизни – и одновременно стремлением к Прекрасному. В «Романтических цветах» драма неразделенной либо неверной любви дана расширительно, как знак разобщения, отчуждения людей друг от друга. Потому горечь обманутого лирического героя приобретает особую значимость. А вечная тема – новые грани.

Большинство стихотворений обладают спокойной интонацией. Мы слышим рассказ, диалог. Но необычайный, часто парадоксальный образный строй сообщает редкую внутреннюю напряженность. В неповторимом облике «оживляет» поэт легендарные мотивы, творит фантастические превращения. Обычно принято ссылаться на экзотику (географическую, историческую) как определяющую феномен Гумилева.

Конечно, многое почерпнуто из впечатлений об Африке. Тем не менее обращение к ней все- таки вторично.

Оно только способствует воссозданию состояний, как бы требующий небывалых зримых соответствий. Колоритные фигуры древности Востока предстают в своем неожиданном облике. И это завораживает. Памятная «пленительная и преступная царица Нила» вдруг «овеществляется» в зловещей, кровожадной «гиене». Во взоре неверной возлюбленной улавливается утонувший корабль, «голубая гробница» предшествующей жертвы. «Ужас» воплощен в страшном существе: «Я встретил голову гиены на стройных девичьих плечах».

С не меньшей зрелищностью и эмоциональностью запечатлены светлые явления – «Много чудесного видит земля». Достаточно представить удивительного «изысканного жирафа» – и скучная вера «только в дождь» рассеивается: «взоры в розовых туманах мысль далеко уведут».

Брюсов воспринял лирику «Романтических цветов» как «объективную», где «больше дано глазу, чем слуху», а внутренние переживания притуплены. Вряд ли можно с этим согласиться. «Объективизация» душевных порывов 24. Поэзии Гумилева настолько их сгущает, что об ослаблении впечатления говорить не приходиться.

К тому же опасно было оспаривать развивающиеся творческие принципы художника. Можно наблюдать, как его дар сотворения «второй реальности» совершенствовался даже в процессе переиздания «Романтических цветов». В ряде новых стихотворений (как, впрочем, во многих прежних) поэт не только «подчиняет» своему переживанию. Он доносит общее трагическое состояние мира. Ироничная «Неоромантическая сказка» опосредованно и остроумно передала угрожающие масштабы застоя: его с радостью принимают даже сказочные чудовища – людоед. «Игры» открыли в конкретной сцене кровавых развлечений сущность порочной «цивилизации», а в противовес ей – тайну природной гармонии.

«Сонет» (вариант вступительного стихотворения к «Пути конквистадоров») с помощь ирреального образа выразил желание преодолеть ограниченность возможностей. Пусть смерь приходит, я зову любую. Я с нею буду драться до конца, И, может быть, рукою мертвеца Я лилию добуду голубую. (77) Первые сборники Гумилева были встречены в печати критически.

«Жемчуга» (1910) тоже не остались без такого внимания. С мягкой иронией Вячеслав Иванов заметил, что автор сборника «в такой мере смешивает мечту и жизнь, что совершенное им одинокое путешествие за парой леопардовых шкур в Африку немногим отличается от задуманного – в Китай – с метром Рабле»1 А Брюсов вообще отказал Гумилеву в связях с современностью. Гумилев находит одинаковую «нецеломудренность отношения» к художественному творчеству в двух тезисах: «Искусство для жизни» и «искусство для искусства».

Но делал такой вывод: «Все же F 03 C F 03 E в первом 25 1 Аполлон.